Нил Тернбулл, завкафедры философии в британском университете Ноттингем Трент, объяснил, почему в этом году «пермакризис» назван главным словом по версии «Словаря Коллинза». Источник: The Conversation.
Это слово, наиболее широко понимаемое как сочетание слов «постоянный» и «кризис», используется немного дольше. Еще в апреле 2021-го политические аналитики Европы считали, что пермакрисиз определяет эпоху, в которой мы живем.
Как выразился один из редакторов «Гардиан» Давид Шариатмадари: «Пермакризис – термин, прекрасно воплощающий головокружительное ощущение прыжков от одного беспрецедентного события к другому, когда мы мрачно размышляем, что за новые ужасы могут оказаться за следующим поворотом».
Тем не менее, считает Тернбулл, изучение философских корней термина «пермакризис» показывает, что кризисы не обязательно ужасны и в долгосрочной перспективе могут оказаться необходимой и полезной корректировкой.
Прогресс без кризиса невозможен
Философы уже давно определяют кризис как ситуацию, вынуждающую человека или группу людей к вдумчивой критике – к возникновению момента, когда намечается новый путь в отношении какого-то вопроса, вызывающего неотложную озабоченность. Это философское определение базируется на древнегреческом термине κρίσις, описывающем медицинский или политический момент возможности, раздваивающийся на жизнь или смерть, победу или поражение.
Однако, как отметил немецкий историк и философ Райнхарт Козеллек, в современной философии древнегреческое понятие кризиса претерпевает семантический сдвиг. Его смысл радикально переменился, теперь им обозначается противоречие между противоборствующими силами, что ускоряет переход из прошлого в будущее.
Схожее объяснение можно увидеть у Карла Маркса, назвавшего капитализм кризисной экономической системой. Маркс утверждает, что, пытаясь укротить свои силы производства – рабочую силу и машины – такая система сама создает кризисы перепроизводства: избыток предложения, удовлетворение которых эквивалентным спросом невозможно. Между тем эти кризисы открывают возможности для инноваций культурного, социального и политического плана, лучшим примером которых в XX веке будет государство, ориентированное на всеобщее благосостояние.
Аналогичным образом определение термина «кризис» дает американский философ Томас Кун. Он считает, что прогресс в современных исследованиях обусловлен кризисом существующих научных парадигм. Его мышление наиболее четко иллюстрирует постепенность перехода в физике XX века от ньютоновской к эйнштейновской парадигме.
В обоих рассмотренных вариантах «кризис» связан с идеей – даже назван идеалом – прогресса. Маркс полагал, что неизбежность падения капиталистической прибыли приведет мировое общество к окончательному кризису, за которым последует коммунизм: совершенно новая и, что крайне важно, лучшая социально-политическая конструкция.
«Пермакризис» представляет собой современную инверсию этой концепции. Отчасти это схоже с идеей Маркса о том, что человеческая история однажды приведет общество к окончательному кризису, только при пермакризисе исключается какая-либо идея дальнейшего прогресса. Вместо этого развивается статичная и стабильно тяжелая ситуация.
Новая реальность
Данная концепция пермакризиса уходит своими корнями в современную теорию систем, утверждающую, что кризис может оказаться настолько сложным, что предсказать его исход окажется невозможным. В своей книге 2008 года «О сложности» французский философ Эдгар Морен утверждает, что поскольку человечество сейчас находится в сети взаимосвязанных систем, то любой кризис, возникший по какой-либо одной системе, повлечет за собой кризисы во всех остальных.
Для описания этого положения Морен использует слово «поликризис». Схожая идея используется в работе историка Адама Туза, посвященной кризисам и катастрофам. Как недавно он выразился, при рассмотрении огромного количества проблем, возникших в мире настоящего времени – от региональных конфликтов и климатического кризиса до пандемии и растущей инфляции – «целое оказывается более опасным, чем сумма частей». Взаимосвязанные микросистемы, стремящиеся максимально укоротить петли положительной обратной связи, способны очень быстро вызвать кризис, даже катастрофу, в более широкой макросистеме.
Если сделать еще один шаг вперед, то переход от «поликризиса» к «пермакризису» означает, что теперь нам приходится рассматривать современные кризисы как ситуации, которыми можно только управлять, но их нельзя как-то решить. Действительно, «пермакризис» предполагает, что любое решение только ускорит развитие сложной ситуации, рискуя взывать что-то значительно худшее.
В качестве примера, считает Нил Тернбулл, можно рассмотреть недавнюю кончину британской администрации Лиз Трасса. Ее попытки справиться с экономическим кризисом в стране лишь усугубили заведомо обреченный на провал политический кризис, который, в свою очередь, крайне быстро ухудшил степень экономического кризиса.
Пермакризис сигнализирует не только об утрате в обществе веры в прогресс, но и о новой реальности в отношении того, с чем люди способны справиться и чего могут добиться. Наши кризисы стали слишком сложными и глубоко укоренившимися, они превосходят нашу способность понимать их. Любое решение, призванное справиться с этими кризисами, рискует только усугубить ситуацию. Таким образом, остается прийти к тревожному выводу. Наши кризисы больше не являются только лишь проблемой – они стали свершившимся фактом.