По мнению Мэтта Беннета, доктора философии и старшего научного сотрудника Эссекского университета (Англия), популярность «Игры кальмара», прежде всего, связана с отраженной в сериале критикой неравенства, порожденного современной моделью конкурентного общества. Источник: The Conversation.
Squid Game, последний безудержный успех «Нетфликса», установил новые рекорды по количеству просмотров и вызвал шквал комментариев, мемов и моральную панику в обществе по поводу насилия на экране.
Этот сериал проводит 456 участников игры через серию смертельных поединков. На кону – денежный приз в миллиард южнокорейских вон, подвешенный над залом-общежитием игроков в гигантской свинье-копилке из пластика. Все участники «Игры кальмара» бедны и обременены долгами. Кто-то среди них страдает игровой зависимостью, кто-то вовлечен в бандитизм, а кому-то грозит депортация. Отчаяние заставляет их рисковать своей жизнью, чтобы выиграть состояние, нависшее над их головами.
«Игра кальмара», несомненно, представляет собой сатиру на материальное неравенство в Южной Корее. Глубина этой проблемы настолько велика, что кандидаты на президентских выборах 2022 года рассматривают переход к радикальной политике, включающей всеобщий базовый доход и всесторонний пересмотр правовой системы.
Но хотя социальная критика сериала более чем очевидно направлена на социальное неравенство, его сатира проявляется еще острее потому, что бьет по принципу, десятилетиями служившему основой оправдания и увековечивания такого неравенства. Прежде ни один телепроект не проявлял себя в критике меритократии настолько мощно.
Завлекающие обещания меритократии
Нам продолжают продавать идею о том, что меритократическое общество будет местом, где наше материальное благополучие определит не класс, раса или пол, а сочетание наших способностей и усилий. Меритократы обещают честную социальную конкуренцию, равные условия и вознаграждение для тех, кто достаточно талантлив и трудолюбив, чтобы подняться по социальной лестнице.
Но в конкурентном обществе выигрывать всем невозможно. Темная сторона меритократии заключается в ее оправдании неравенства на том основании, что более обеспеченные заработали свое положение и автоматически подразумевали, что более бедные также заслуживают своей участи. А когда людей удается убедить в действительной меритократичности их общества, тогда политическое сопротивление неравенству достичь будет намного труднее.
Политические обещания западной меритократии достигли пика в 1980-х и 1990-х, уменьшившись после финансового кризиса 2008 г. наряду с упадком экономического оптимизма, прежде помогающего сделать меритократию правдоподобной. Тем не менее, меритократия продолжает преследовать современную политику.
Например, только в прошлом году Камала Харрис, претендовавшая тогда на пост вице-президента, заверяла американских избирателей в том, что все смогут «быть на равных и соревноваться на равных». По некоторым данным, большая часть западного населения продолжает верить, что они живут в условиях меритократии.
Однако прошлые обещания меритократов уже оказались либо ложными, поскольку подлинной меритократии никогда не бывает, либо пустыми, потому что меритократия на самом деле не способна дать нам того, на что мы надеемся. «Игра кальмара» раскрывает обе стороны несчастливого выбора «или-или».
Ложная справедливость меритократии
В основе турнира Squid Game лежит моральный кодекс, обещающий, по словам призрачного управляющего игры, всем участникам возможность, недоступную вне игры. Фигура в черной маске заявляет: «Эти люди пострадали от неравенства и дискриминации в мире, и мы даем им последний шанс сразиться на равных и победить».
Неудивительно, что реальная конкуренция в «Игре кальмара» не соответствует ее меритократическому идеалу. Надежда на равные условия игры подрывается теми же социальными факторами, которые развращают конкурентное общество вне игрового турнира. Формируются фракции, женщин избегают, пожилые игроки никого не интересуют.
Али Абдул, единственный иностранный игрок в Squid Game, подвергается покровительству, предательству и эксплуатации. В первом раунде он буквально поддерживает Сон Ги Хуна, главного героя сериала, демонстрируя потрясающую визуальную метафору зависимости процветания развитых стран от дешевой иностранной рабочей силы.
Насилие истинной меритократии
Но разве в «Игре кальмара» несправедлива лишь нечестная конкуренция? Разве ее атмосфера ужаса исчезла бы при действительно «равных условиях» всех конкурентов?
Проект Squid Game может быть совершенно меритократичным и одновременно совершенно извращенным. Это соревнование по принципу «победитель получает все», в котором только крошечная доля игроков обретет богатство, и где незначительные различия в производительности способны создать пропасть между успехом и неудачей, а вместе с тем, и труднопреодолимое препятствие между жизнью и смертью.
Сравните сюжет сериала с поляризованными рынками труда в странах наподобие США, где рабочие места со средним уровнем дохода уже заменены небольшим количеством высокооплачиваемых «призовых» должностей и все более низкооплачиваемыми рабочими местами для всех остальных. В действительности даже те общества, что приняли настоящую меритократию (те же США), тем не менее, создали мало возможностей для победы, в то время как проигрыш оставляет десятки миллионов человек в бедности.
«Игра кальмара» — это такое же соревнование, в котором вынуждены участвовать самые бедные слои населения. Хотя правила игры позволяют игрокам отказаться от участия в любой момент – им даже позволено провести демократическое голосование по поводу продолжения игры – невзгоды, ожидающие их вне игры, опровергают реалистичность их выбора.
Победитель забирает все, проигравшие умирают. Участникам не остается ничего, кроме как продолжить игру. Радикальная меритократия Squid Game – это карикатурная версия неравенства, возникшего в конкурентном обществе. Но сериал также демонстрирует, пусть и в преувеличенной форме, опасности как ложных, так и истинных меритократий подстерегают в настоящее время миллионы людей.