Бенуа Галло, куратор известного Восточного кладбища, сразу развеял популярную городскую легенду: нет, он не использует в качестве пресс-папье мошонку сфинкса, установленного на могиле Оскара Уайльда. Источник: The Guardian.
В легенде утверждается, будто бы каменные гениталии, сбитые с надгробной статуи двумя пуритански настроенными англичанками, шокированными их размерами и популярностью, долгое время сохранялись и использовались в кабинете сменяющих друг друга кладбищенских смотрителей. По словам Галло, вся эта история – полнейшая чепуха: «Во многих статьях о Пер-Лашез указано, что эти атрибуты сфинкса забрал один из работников кладбища и они до сих пор служат пресс-папье в офисе кураторов Восточного кладбища. Приступая к работе, я самым первым делом обшарил весь офис, разыскивая этот каменный предмет, перерыл все шкафы… И ничего не нашел, нет совершенно никаких следов этой реликвии».
Эта история является одной из многих, описанных Галло в его произведении «Тайная жизнь кладбища».
Особая достопримечательность Парижа
41-летний Бенуа Галло (на фото) проживает со своей женой и четырьмя детьми в государственном доме близ Пер-Лашез с тех пор, как в 2018-м был назначен его смотрителем. Он считает себя идеальным для этой должности, ведь он вырос в семье, занимающейся бизнесом по изготовлению каменных надгробий, открытым его прадедом.
Рабочий день смотрителя Восточного кладбища включает в себя не только рутинное управление, но и достижение баланса между противоречащими друг другу требованиями умирающих, инструкций, оставленных умершими, а также потребностей скорбящих в сочетании с нуждами посетителей, прокладывающих не всегда почтительные маршруты к местам последнего упокоения наиболее знаменитых личностей: Шопена, Бальзака, Модильяни, Уайльда, Джима Моррисона, Эдит Пиаф и других.
Ежегодно более трех миллионов посетителей парижского кладбища ходят по его аллеям вместе с прибывшими на похороны, а также с пришедшими отдать усопшим дань уважения.
«Это тонкий баланс, но важно напоминать посетителям, что прежде всего Пер-Лашез – кладбище, здесь не парк развлечений, — сообщает Галло. — Нашим приоритетом прежде всего являются парижане, но мы стараемся сделать так, чтобы и гости, прибывшие с туристическими целями, также остались довольны».
Летом 2022-го сотрудники кладбища раздавали посетителям бесплатные планы (на изображении), чтобы они могли сориентироваться среди сложной архитектуры некрополя. Галло заявил, что администрация Пер-Лашез занимается подготовкой соответствующего приложения для смартфонов.
Парижское Восточное кладбище впервые открылось в 1804-м на земле, приобретенной у королевского духовника-иезуита, в честь которого впоследствии и было названо. Некрополь приобрел популярность среди горожан в качестве места захоронения лишь после того, как Наполеон распорядился перенести туда могилу Луизы Лотарингской, супруги Генриха III, а также останки Элоизы и Абеляра, двух влюбленных с трагической судьбой. Захоронение останков Мольера и Жана де ла Фонтена окончательно закрепило репутацию кладбища.
Первое надгробие звезды поп-культуры – некоторое время его постоянно покрывали разбитые бутылки с алкоголем и наркотики – появилось, когда в 1971-м там был похоронен Джим Моррисон, основатель The Doors. С некоторых пор его могила полностью закрыта от чрезмерно рьяных фанатов.
Престижное место последнего упокоения
Величественные мавзолеи, построенные до 1900 года, внесены в особый перечень и их запрещено использовать под новые захоронения. Большинство остальных участков на Восточном кладбище проданы навечно – это значит, что высвобождение места для новых усопших происходит крайне редко. Ежегодно под захоронения высвобождается менее 100 участков, чья концессия была прекращена из-за отсутствия продления родственниками захороненных там. Тем не менее Бенуа Галло подчеркивает, что даже эти места невозможно зарезервировать, и быть похороненным в Пер-Лашез сегодня – в большей степени удача, нежели вопрос состоятельности.
«Я полностью опровергаю распространенное мнение о том, будто бы Пер-Лашез рассчитан исключительно на звезд или богачей, — утверждает Галло. — К нам поступает по нескольку звонков ежедневно и спрос действительно выше, чем имеющиеся места, но высвобождение какого-то участка на момент звонка полностью из разряда удачи».
Его работа часто требует салфеток и крепкого плеча, на котором скорбящие могут поплакать. Но больше всего смотрителя кладбища разочаровывает то, что воображение людей в отношении того, какую память о себе они хотят оставить, стало слишком упрощенным. По его словам, это вызвало появление на современных кладбищах однотипных серых надгробий: «Даже те, кто может позволить себе заказать что-то особенное, в наши дни предпочитает обычное оформление могилы. Оригинальных надгробий очень мало. Все стало стандартизировано. Одни и те же серые плиты из мрамора с гравировкой имени или какой-нибудь банальной надписью-эпитафией – все это граничит с кризисом, поскольку кладбища превращаются в унылые места, которые никому не интересны».
В своей книге он пишет: «Тщеславие отправлено в шкаф, в моде теперь трезвая однообразность. Это посмертное смирение можно истолковать как некий символ демократизации, достижения некоего равенства между усопшими: кем бы мы ни были, что бы мы ни делали, в итоге все равно окажемся в относительно идентичных могилах. Как хранитель парижского кладбища, известного в мире своими величественными памятниками, я нахожу эту «погребальную робость» крайне прискорбной».
«Пер-Лашез не достиг бы легендарного статуса, если бы однажды мания величия не подтолкнула наиболее успешных к построению гробниц, соответствующих их раздутой гордости», — заявил Галло.